СВЯТОЙ ГРААЛЬ (HOLY GRAAL)

Вопрос, который я хочу обсудить, следующий: можно ли назвать поиск
Святого Грааля — вместе с возможной доктриной в его обоснование —
представлением душевного поиска, скрываемого за аллегориями и
изъясняемого символами, каковы бы ни были эти аллегории и символы?
Некоторые умы, склонные подменять пафосом реальное познание, скорее
всего, согласятся с таким предположением. С другой стороны, с ним,
скорее всего, не согласятся умы, противоположно настроенные,
руководствуясь при этом резонами не менее неудовлетворительными, — они
склонны не доверять всему, в чем чувствуют присутствие пафоса. Для меня
же и тех моих читателей, что — при всех наших прочих отличиях —
разделяют мой собственный мистический пафос, такое положение довольно
плачевно, так как в вопросе о Святом Граале и возможности его
мистического истолкования тексты вынуждают нас склониться только в одну
сторону, и это — сторона скептическая. Я прочитал несколько глупых
книг, в которых говорилось о Святом Граале из легенд и средневековых
романов, никогда не существовавшем ни на земле, ни на небе, и в которых
выдвигались чудесные теории о том, что хотели сказать древние символом
великого палладия. Я прочитал множество скучных ученых книг, выводы
которых основываются на ранних фольклорных сказаниях о Святом Граале и
упускают из виду его символизм в рыцарской литературе. Книги первого
сорта никоим образом не удовлетворительны, поскольку авторы попросту
незнакомы с соответствующей литературой, книги же второго сорта не
могут сказать нам всей истины — пусть даже авторы их этого не осознают,
— потому что они написаны односторонне, с учетом лишь возникновения
вопроса, но не его развития.
Некоторые старые кельтские мифы. Для начала всю совокупность старинных
текстов о Святом Граале ни первым, ни вторым не следует рассматривать
как некую сокровенную традицию, какая приписывается, к примеру,
алхимическим сочинениям — на это существует много причин. В одном
старом византийском папирусе, датируемом IV веком н. э., содержатся
рецепты облагораживания металлов, а также некоторые характерные для
этого занятия термины и выражения. Эти же термины и выражения
повторяются в алхимической литературе на всем протяжении ее
существования, что служит причиной для исследователей греческой алхимии
— для такого выдающегося химика, как Бертло, — предполагать, что
источником всей алхимической литературы служит определенный набор
простых процессов, делающих подлые металлы похожими на золото и
серебро, причем литература эта включает в себя не только «Turba
Philosophorum» (Философское Кружение) и латинские переводы из Джабира
ибн-Хийяна, но и «Новый свет алхимии», и «Open Entrance to the Closed
Palace of the King» (Открытый вход в запертый дворец короля). В
подобной же ситуации оказались старинные кельтские мифы — ведь
упоминаемый в них чудесный сосуд изобилия является сквозным символом
цикла о Святом Граале. Мы становимся свидетелями того, как вслед за М.
Бертло, проследившим отголоски особых алхимических терминов в
сирийских, арабских, латинских и даже собственно французских текстах
позднего периода, исследователи литературы о Граале не могут избавиться
от мифологического питающего сосуда даже тогда, когда их интересы
простираются на область растительных божеств. Мы же со своей стороны
можем вспомнить, что существующую со времен Зосимы Панополита до Иренея
Филалета традицию алхимии нельзя свести лишь к одному облагораживанию
металлов, не говоря уже об характерном для того периода поверхностном
упоминании сомнительного свойства тинктур и «свернутого золота». Также
мы можем вспомнить, что со времен Кретьена де Труа, пресловутого Робера
де Бор-рона и Вальтера Мапа до «Исканий Галахада» граалевский цикл не
исчерпывался лишь одной темой изобильной чаши. В первом случае мы
по-прежнему встречаем язык облагораживателей металлов, во втором —
описания чудесных пиршеств, устраиваемых в странноприимных банкетных
залах, однако доминировать начинают новые мотивы, новый порядок вещей и
новая символика.
Элементы литературы о Граале. По понятным причинам первоначально я лишь
попытаюсь немного прояснить вопрос вообще
— так чтобы в итоге мы смогли судить о том, существует ли его
мистический аспект или нет. Исходя из этого, необходимо в первую
очередь перечислить непременные элементы легенды о Святом Граале. Среди
предшествующих ей существует одно ирландское предание о котле Дагды
(Cauldron of the Dagda), магическом талисмане, который ни одного
пришедшего к нему не оставил неудовлетворенным — имелось в виду, что он
никого не оставил голодным. В одном из романов валлийского Ма-биногиона
также встречается котел купальни Бендигрейда — он возвращал к жизни
убитых, однако после этого они оставались немыми. Наконец, мы знаем о
котле Керидвен, полном вод вдохновения, мистической мудрости,
сокровенных наук, даров мелодического пения и предсказания будущего.
Котел не был «самобраным» для вечного пира Дагды, однако, по-видимому,
обладал той же живительной силой, что и купальня Бендигрейд, а поэтому
был столь же исчерпаем, и вряд ли вообще котел и купальня в данном
случае это разные вещи. В некоторых текстах о Граале, как я уже сказал,
священный сосуд дает пищу — «редчайшую пищу» — и иногда вино, поэтому
его можно сравнить с котлом Дагды. В одном из текстов Грааль даже
служит оракулом — поэтому его можно сравнить с котлом Керидвен.
Священная утварь в легенде о Граале. В той или иной связи со Священным
Сосудом, особенно в ходе торжественной процессии, упоминается другая
священная утварь, а именно (1) копье с кровоточащим наконечником, (2)
меч, обыкновенно разбитый, (3) сосуд или блюдо, которое отличается от
сосуда, именуемого Граалем. Прообразы всех трех предметов, особенно,
конечно же, третьего, можно найти в фольклоре, однако и кровоточащее
копье и меч, либо разломанный, либо ожидающий такой участи, который
надлежит восстановить в целости совершенному мастерству, это предметы
исключительные. Их можно найти в валлийском мабиноги (сказании) о
Передуре, сыне Эрвавка, каковое считают — может быть, ошибочно — самым
древним из текстов о Граале. Я не думаю, что это бесспорно, однако со
своей стороны никак не могу оспорить это утверждение. Как бы то ни
было, это предание и его фольклорные элементы являются важным
источником сведений в рамках темы, нас интересующей. Кроме прочего, оно
содержит один из основных и наиболее часто повторяющихся мотивов цикла,
а именно (1) представление предмета в ходе установленной процедуры, (2)
необходимость задать предусмотренный этой процедурой формальный вопрос
о предмете и (3) фатальные последствия, наступающие как результат
неудачного ответа на этот вопрос. Второй представленный в предании
важнейший мотив цикла — это испытание или поиск с целью узнать историю
священного предмета.
Об уходе и возврате. «Передур», предположительно, предшествовал романам
о Святом Граале, и именно его элементы трансформировались в них особым
образом. Кроме того, «Передур» относится к столь древнему фольклору,
что может считаться произведением дохристианской эпохи. Вопрос в том,
каким же образом фольклорное сказание изменилось настолько, что
изменилась даже его, если можно так сказать, «вера». Очевидно, что ни
сосуд изобилия, ни волшебный котел, три капли которого могли наделить
человека всей премудростью, но целый глоток был уже губителен, не имеют
в себе ничего таинственного или мистического. Даже характерная для
большинства фольклорных сказаний — для «Передура» в их числе, а кроме
него и для более позднего текста, английского «Сира Персивеля»,
который, возможно, как и «Передур», включал в себя ранние, первобытные
элементы, — так называемая формула ухода и возврата мало чем помогает
нам в смысле объяснения. Нетрудно провести параллели между мифом о
выступлении и отступлении — напоминающих о перерывах и в труде, и в
путешествии, и в искании — с нравоучением древних мистерий или таинств,
которое должно было в драматической форме представить аллегорию
первичного состояния души — лежащей на чистой земле под чистым небом,
изгнания (или падения) ее оттуда, и возвращения ее обратно в жизни
мистериальной. Ничто в «Передуре», как и во всех подобных ему
сказаниях, не говорит в пользу | такого сравнения. Да, «Передур»
действительно и вне зависимости
от мнений ученых является примером — довольно бесхитростным — той
формулы, что оказывает на них столь магическое действие.
История о Галахаде. Хотя и в скобках, однако хочу добавить, что до сих
пор исследователи не обращали своего внимания на «Искания Галахада»,
пример, во всей полноте представляющий вышеуказанную формулу и, если
смотреть на него с другой стороны, менее всего содержащий фольклорные
мотивы. Галахад, будучи рожден в самом замке Грааля, выступает из него,
ищет Грааль вместе с остальной священной утварью и в конце концов в
свой же замок и возвращается. Может показаться, что это скорее видение
— ведь он знал и о замке, и о Граале, и о других сокровищах. Но на
самом деле все не так просто: будучи рожден в замке, вырос он в
монастыре белых монахинь, и, возможно, в первый раз он увидел Святой
Сосуд за Круглым Столом Артура, вместе со всеми его рыцарями.
История о Передуре. Возвращаясь к «Передуру», хотелось бы отметить, что
это скорее фольклорная история о дураке и его злоключениях. Его
приводит к высшей в этом мире рыцарской степени доблесть простака,
однако искать в истории о нем что-то пригодное в нашем исследовании
бесполезно, пока она не претерпела позднейшей трансформации в рамках
романного цикла, пока она не стала в конце концов историей Перлес-вокса
в «Высокой истории», Парсифаля у Вольфрама фон Эшенбаха, второго из
трех равных в «Исканиях Галахада». Священный Сосуд. Когда волшебный
котел кельтской мифологии стал частью христианской символики, он стал
Святым Граалем. Хотя в старинных преданиях встречаются бесчисленные
кубки, талисманы и чаши, надо отметить, что нет ни одного
дохристианского Грааля. Но что это за Святой Сосуд Святилища,
упоминания о котором есть в рыцарских книгах? Ведь несмотря на то, что
он имеет свои корни в фольклоре, о нем конкретно мы узнаем только их
этих книг. Ответ таков: котел Дагды трансформировался либо в пасхальное
блюдо, из которого вкушал Христос с апостолами во время Тайной Вечери,
либо в кубок или чашу, в которой он освятил вино первого причастия. В
средневековых романах на этот счет существует немалая путаница. В любом
случае она превратилась в Святая Святых и всех Святых. Причина в том,
что после всех священнодействий и служб вторника ее использовали для
собирания драгоценной крови из ран Христа. Обстоятельства же этого
таковы: (1) Когда сотник пронзил бок Христа, Иосиф Аримафейский собрал
всю кровь, вытекшую из раны, и сохранил ее в этом сосуде. (2) В другом
случае, в чашу собиралась еще текущая кровь со всего тела, когда его
подготавливали к похоронам. Таким образом, во-первых, Грааль есть мощь
Страстей, другая же святая утварь в замке, или Храме, Таинства, тоже —
мощи Страстей. Это (1) копье с кровью, вытекающей из наконечника,
заимствованное, предположительно, из фольклора, в котором, правда, это
истечение не объясняется, и представляющее в романах о Граале еще одно
чудо, связанное с Распятием, то есть — копье Лонгина, (2) меч, который,
как ни странно, соотносят не с мечом св. Петра, а с мечом усекновения
главы Иоанна Предтечи, и, в другом случае, с легендарным мечом Иуды
Маккавея или же чисто мифическим мечом царя Соломона, (3) блюдо, или
сосуд, в котором, согласно фольклору, в крови плавает голова и которое
может относиться к блаженному Брану. В поздних романах средневековья
нет никаких объяснений на этот счет, но, учитывая возможную путаницу, в
которой сам Грааль выступает то сосудом, из которого Христос вкушал
пасхального агнца в «постный четверг», то кубком Евхаристии, некоторые
авторы романов посчитали, что оба должны присутствовать среди священной
утвари на всех торжественных церемониях. Согласно этой точке зрения,
«Великий Святой Грааль» изображает священную чашу, которая находится
внутри Грааля. Кроме названных трех, присутствуют также (4)
вспомогательные священные предметы, встречающиеся только в нескольких
текстах. Это терновый венец, гвозди Распятия и пелены, в которые было
завернуто священное тело, когда оно лежало в вырубленном в скале гробу.
Разные версии происхождения Грааля. Согласно стихотворному роману об
Иосифе Аримафейском, приписываемому
Роберу де Боррону, Грааль был сосудом, «в каком Христос священье
приготовил», и с этим согласен «Титурель» Альбрехта фон Шарфенбурга.
Однако в «Dili Crone» (Венце Божьем) — это чаша-дарохранительница. С
другой стороны, в «Великом Святом Граале» это блюдо, из которого Сын
Божий вкушал в Тайную Вечерю, перед тем как дать апостолам Свою плоть и
кровь. В «Мерлине», повествующем о Хуте, и в «Исканиях Галахада» это
также пасхальное блюдо. В заключение надо сказать, что некоторые
тексты, такие как продолжения «Conte del Graal» (Графа Грааля),
принадлежащие Готье и Манессье, представляют историю Грааля в аспекте
его участия в Страстях и того, что в нем хранилась Драгоценная Кровь,
но ничего не знают о всех остальных мотивах, как, впрочем, и «Мерлин»
Вульгата.
Месса Грааля. К счастью для нас и нашего интереса, Грааль — это не
просто мощь Страстной недели. Это еще и Кубок Первосвя-щенной мессы в
предании о Иосифе Аримафейском, в «Персевале» Дидо, в «Великом Святом
Граале», в «Высокой истории» и в «Исканиях Галахада». У этой мессы есть
два аспекта, различия между которыми весьма существенны в символическом
плане. Согласно некоторым текстам, месса Грааля берет свое начало от
тайных слов, сказанных самим Христом Иосифу Аримафейскому, который был
первым епископом христианского мира, независимого от апостольства, и,
таким образом, предшественником всех тех, кто отделен от священства
официальной церкви. Когда Иосифа евреи заключили в тюрьму, Иисус принес
ему священный сосуд, который был получен Им до этого от самого Иосифа,
и «поведал ему Тайные Слова, в которых была благодать и сила Сосуда». В
дальнейшем он стал сосудом священного и духовного восстановления сил,
«празднование» которого совершается каждый день, в службе, посвященной
Господней Вечере. В заключении «Conte», написанном Гербертом,
совершается служба — у алтаря над «святым духовным предметом».
Прозаическая версия «Иосифа» говорит о тайне, высказываемой в великом
священнодействии над Граалем.
Тексты, в которых упоминается Пресуществление. Это был лишь один
аспект, который, по-видимому, представляет чисто духовное таинство, как
если бы ритуал Сокровенной Церкви исполнялся в присутствии избранного
количества ее верующих. С другой стороны, есть и еще один аспект мессы,
представленный в «Высокой истории» и «Исканиях Галахада».
Эти последние говорят о том, что называется Пресуществлением. В первом
месса Грааля состоит из пяти изменений, соотносимых. с пятью ранами
Распятого на кресте, хотя за этим стоит и более глубокий смысл,
подразумеваемый, но не высказываемый: так называемая тайна
священнодействия. В другом ритуале Священный Сосуд казался ставшим
Божественным Телом. Это можно сравнить с другой историей, согласно
которой Блаженная Дева отдает свое Дитя в руки святого отшельника,
однако в каноне мессы Дитя становится Человеком-Христом распятым. В
«Исканиях. Галахада» «плоть и кровь Бога» присутствуют в Граале. В
мессе, свидетелем которой становится Ланселот, Святая Троица в обличий
трех человек возвышается над головой священника, и двое отдают младшего
в его руки. В другой раз Дитя входит в Хлеб. Опять возносится некий
человек со страстными стигматами, это Существо выходит из сосуда, и его
причащаются присутствующие рыцари. Стоит добавить, что в последнем
ритуале эти устрашающие чудеса более не присутствуют, а обретение
Галахада становится причащением не менее духовным в намерении и в
осуществлении, чем в «Персевале» Дидо. Слова таковы: «И когда он
(имеется в виду человек, схожий с епископом, сопровождаемый ангелами)
приблизился к священнодействию мессы и сотворил ее, тотчас призвал он
Галахада и сказал ему: „Приди, слуга Иисуса Христа, и узришь чего желал
со страстию". И тогда начал он трястись страшно, когда его смертная
плоть стала свидетельницей вещей духовных... И с тем добрый человек
взял между рук тело Господа нашего и дал его Галахаду, и тот принял его
в великой радости и в смирении... И с тем он преклонил колена перед
столом и совершил молитвы его, и тогда нежданно
душа его отлетела к Иисусу Христу, и великое множество ангелов вознесло
душу его до небес, и двое могли видеть это. Также двое увидели руку, с
небес сошедшую, но не увидели тела. И тогда приблизилась рука к сосуду,
и взяла его, и копье, и так вознесла их до небес. И так не было еще
человека, осмелившегося сказать, что он узрел Сангреаль».
Духовные таинства. Эти великие преображения говорят о том, что, хотя
Священный Сосуд продолжает нести печать своего фольклорного
происхождения, давая восстановление сил земной пищей, мы не можем не
обратить внимание на духовные таинства, с ним связанные, и для нас
будет неоправданным связывать его лишь с Чашей Изобилия. «Всякий вид
пищи и питья», говорится в Великом Поиске, «и весь зал наполнился
благоуханием», «запахом всех приправ мира». Нам лишь следует помнить, я
полагаю, что питающий душу питает и тело, а в сакраментальном смысле
оба элемента совмещаются друг с другом. Именно Бог, Кто являет, и Бог,
Кто причащает Себя во всей Своей твари.
Мистические аспекты Евхаристии. Раз Святой Грааль имеет за собой такую
историю и такую природу своего таинства, очевидно, его мистические
аспекты будут связаны с более глубоким пониманием Евхаристии, в
отношении каковой я могу привести собственное заключение, уже
высказанное ранее. За всеми пресуществлениями, духовным и реальным
присутствием, символами хлеба насущного и вина ранней поры,
воплощающими хлеб сверхсущностный и вино жизни царства Божия, стоит
данная в опытном постижении доктрина о причащении душой Божественной
Сущности, доктрина Божественного Воссоединения, конечной цели всех
наших мистических исканий. Здесь же мы можем обнаружить мистические
аспекты Святого Грааля, они остаются необходимой частью мессы, однако в
этом высочайшем понимании книга мессы становится величайшей книгой
посвящения, которая есть на каждом языке, а литература о Святом Граале
становится к ней вдохновенным комментарием. Если эти аспекты Святого
Грааля что-то значат для нас, необходимо помнить, что им надлежит быть
претворенными в жизнь, каковым путем — и лишь им — мы со своей стороны
и можем продолжить его Поиск.
Путь небесный. Мы можем продолжить этот Поиск и даже достичь обретения,
подобно Галахаду, если только мы отважны, мудры и верны долгу,
посвящены в дух Поиска, словно в орден того Рыцарства, что не от мира
сего. Это и есть путь к небесам, то есть к мистическому и несказанному
воссоединению с Христом, говоря о котором я говорю не только о том
Учителе, Кто ходил с избранными в Палестине, но и том Божестве, что
присутствует во всей твари. Бог, сокровенный и откровенный во всей
явленной вещи, есть космический Христос. Бог, сокровенный в
трансцендентном, за пределом времени и пространства, есть Вечный Отец,
Которого мы можем причаститься только через Христа и во Христе,
благодаря той связующей любви, какую называют Дух Святый. Божественное
внутри нас, часто скрытое глубоко в нашей человеческой природе,
действительно имманентное нам, есть Христос Мистический, Царство
Небесное в нас — то в нас, что неотделимо от вселенского Бога, как бы
сами ни казались себе от него в стороне.
Германский цикл о Граале. Таковы мистические аспекты Святого Грааля, и
здесь пора закончить мое рассуждение на эту тему. Остается добавить
лишь несколько слов о германском цикле о Святом Граале. Эти добавления
я вынужден сделать в ответ на многочисленные домыслы из недалекого
прошлого, имевшие хождение в определенных кругах. «Парсифаль» Вольфрама
фон Эшенбаха не входил в наше рассмотрение, поскольку в этом рыцарском
эпосе Грааль не является ни чашей, ни вообще сосудом — это камень,
расположенный на зеленой подушке, выставленной на гиацинтовом столе.
Грааль называется чистым, драгоценным и Lapis exilis (Крошечным
камнем). Последнее словосочетание встречается также один лишь раз у
Раймонда Луллия, использующего его символически, чтобы изъяснить
Перегонный Камень алхимии. Я не стану останавливаться на способности
Грааля давать пищу, хотя он служил для насыщения целых пиров, был
бесконечной кладовой, достаточной, чтобы накормить Гаргантюа. Видимо,
именно поэтому его
называли «венцом всех земных богатств». Его извечная щедрость ежегодно
обновлялась в Страстную пятницу — с небес спускалась горлица, несущая
священный Дар, оставляя его на камне и возвращалась обратно. Стало
традицией превозносить Вольфрамов эпос за его высокие моральные
достоинства. Я лично считаю, что в нем роль его же собственной
символики преуменьшена, и американские ученые не до конца неправы,
говоря, что немецкая легенда о Граале деградировала до зловещих таинств
Венусберга. Я уже упомянул «Diu Crone», в котором киворий подменяется
чашей и который сам является историей поиска в стране теней — ведь
Хранитель Грааля и его рыцари только кажутся живыми, а на самом деле
давно мертвы. «Титурель» Альбрехта фон Шар-фенбурга отбрасывает
предыдущие новшества германского цикла и представляет Грааль чашей.
Вольфрам и Альбрехт также разнятся в отношении того необходимого
вопроса, который является основным моментом всех текстов о Пер-севале.
Он относится теперь не к назначению Грааля, но к злу, поселившемуся в
его замке, или к смыслу мрачных предзнаменований. Во французском цикле
и в германском от ответа на этот вопрос зависит исцеление короля,
каковой является везде — кроме как у Вольфрама — королем-правителем
Грааля.
Спекулятивное предположение. Очень трудно построить гипотезу о
существовании какого-то мистического союза, связанного с Граалем.
Вопрос о его предназначении не дает к подобному предположению ни
малейшего повода, поэтому оно со всех точек зрения выглядело бы как
произвольное. И если, тем не менее, Артур и его рыцари были рыцарями
крещеного мира, имея в виду ту часть человечества, что на стороне
Божией, если Хранитель Грааля в, скажем, «Персевале» Дидо был
священником и правителем сокровенной церкви (что было бы вероятнее
всего предположить), если он пришел в томление по причине того, что
стоящие за пределами церкви не ведали и не беспокоились о Великих
Христовых и Божиих таинствах, если считать, что вопрос о Граале
означал: «Открой мне видение этих таинств», будучи просьбой о
посвящении в оные, — в этом случае мы стоим на пороге некоего великого
открытия в области существования тайной традиции — но лишь в этом
случае. Остается только последовать совету: «Просите и обрящете,
стучите и откроют вам».
Гипотеза о восточном происхождении. Теперь я постараюсь разобрать те
домыслы, о которых уже упоминал в связи с германским циклом. Кое-кто
утверждает, что Грааль имеет восточное происхождение, имея в виду
индийское, а не палестинское. Однако и название, и сам предмет, и
легенды, связанные с ними, и средневековая литература о них — это мифы
о мощах, тех мощах, что в основном мы встречаем в описаниях Страстной
седмицы. В таковом качестве их родиной не может быть ни Индия, ни
Китай. Нам следует сохранить свой ум ясным и не путать аналогию и
тождество. Также нам следует учитывать, что существует естественная
тенденция делать коренным родство неких символов, присваиваемых нашим
воображением похожим предметам.
Мифология изобилует историями о кубках и чашах, но единственное
сходство, существующее между этими историями, — кубки и чаши. В
святилище любой католической церкви есть светильник, однако это не
должно вызывать у нас ассоциации с лампой Аладди-на. Точно так же
Кольцо Гигеи не имеет отношения к Кольцу Нибе-лунгов, хотя обе истории
связаны с кольцом. В Ведах действительно кубок таинств играет важную
роль, но от этого он не становится Граалем. Эмиль Бурнуф (Burnouf)
считает как раз наоборот, что видно из его работы «Le Vase Sacre et ce
qu'il contient» (Священный сосуд и его содержимое). Он проделал большую
работу, исследовав все, что связано с индийским Vase sacre, однако
затем он заводит речь о Великом Кубке, о котором ему известно гораздо
меньше, так, как если бы второй являлся наследником первого, благодаря
проникновению мистической мудрости Востока на Запад. Но до тех пор пока
ему не удастся показать, какова в Ведической Индии была Высокая Месса,
каково было священие Хлеба и Вина, какова была индийская доктрина о
Пресуществлении — до тех пор его утверждение ничего не стоит.
Святой Грааль и ереси. Купер-Оукли (Cooper-Oakley), упоминаемая мной в
связи с ее популярностью среди теософски настроенных адептов масонства,
в этом аспекте явилась автором нескольких домыслов, но при этом лишь
отражала взгляды таких предшествующих ей писателей, как Эжен Ару,
который сам был продолжателем известного фантазера Габриеля Россетти.
Если коротко, то, согласно мнению Купер-Оукли, легенда о Святом Граале
имеет свои корни в ранних гностических и манихейских ересях — через
посредство более поздних альбигойских ересей. В ответ я могу сказать,
что эти секты, или теософии — как бы мы ни предпочитали их называть, —
не были связаны ни (а) с мощами Страстей, ни (Ь) с высочайшим учением о
действительном присутствии Божества в Евхаристии.
Вопрос о тамплиеровском происхождении. Я должен предостеречь читателей
от того, чтобы они принимали на веру гипотетическую связь Грааля с
тамплиерами. Я не считаю, что здесь нечего обсуждать, и склонен думать,
что этот вопрос требует дальнейшего исследования и требует новых
доказательств. Я сам чрезвычайно нуждался в такого рода
доказательствах, когда пытался рассмотреть связь масонства с различными
школами и пролить свет на то, как в действительности было дело. Тот
факт, что литература о Святом Граале развивалась вместе со святым
Орденом Храма, что составление ее канона завершилось приблизительно в
то время, когда орден был распущен, и что Рыцари Грааля в поэме
Вольфрама фон I Эшенбаха очень напоминают Militia Templi (Храмовое
Воинство), мог бы рассматриваться как отправной пункт для исследования,
если бы в дальнейшем были предоставлены реальные доказательства — сам
по себе он доказательством не является.
Взгляды Эжена Ару. Однако не таково было мнение Эжена Ару, наследника
итальянского фантазера Габриеля Россетти. Предметом исследования обоих
был «антипапский дух, что предшествовал Реформации», и они отыскивали
его в средневековой поэзии и даже в средневековом романе. Особенно в
«Les Mysteres de la Chevalerie et de l'Amour Platonique au Moyen Age»
(Загадках рыцарства и платонической любви в средние века) Ару
концентрирует свое внимание на изучении рыцарского романа, в котором и
находит повсюду разбросанные свидетельства combat a l'outrance
(смертельного сражения) альбигойцев, а также аналогии между их и
папской церковью. Но, учитывая, что во Франции и Германии литература о
Святом Граале есть часть рыцарской литературы, это также способствовало
его цели и было связано им с тамплиерами — для него они были таким же
объединением еретиков, как альбигойские и катарские секты, которые
являлись сектой франкмасонов, а франкмасонство было по меньшей мере
старше, чем вражда гвельфов и гибеллинов. Таким образом в голове Ару
образовалась та фантазия, которую он окрестил «La Massenia du
Saint-Graal» (Массения Святого Грааля) и описал как «таинственное
сообщество, члены которого объединились, чтобы отыскать Вазу Истины,
исписанную светящимися знаками и хранящую в себе собранную Драгоценную
Кровь Спасителя — то есть, другими словами, чтобы вернуть христианскую
церковь к практике апостольских времен и совершенному соблюдению
евангельских предписаний». По другой версии, в Священном Сосуде
содержалась кельтская Awen — вода жертвенная и вдохновенная.
Грааль и масонство. Что касается «Massenia», Ару утверждал, что о
способе, каким в нее принимались новые члены, и предосторожностях,
которые она соблюдала, можно составить себе хорошее представление по
ритуалу и конспирации масонства, каковое является не чем иным, как
продолжателем «Massenia». Первоначально существовало три степени, как
можно заключить, причем совершенно безошибочно, из наличия трех
степеней у цехового масонства. Однако впоследствии их число увеличилось
до семи — здесь Ару вспоминает о семи степенях Французского обряда, в
результате же их число составило тридцать три, что соотносится с Ritus
Scoticus, Antiquus et Acceptus (Древним и Принятым Шотландским
обрядом). Говоря об этом последнем усовершенствовании. Ару, видимо,
опирался на факт смешения альбигойцев, тамплиеров и гибеллинов, впервые
встречающийся у Данте. Я должен сказать, что скорее предпочту считать
этого великого итальянского
поэта основателем и покровителем Шотландского обряда, чем пустого
безбожника и венценосного стихоплета, каковым был Фридрих Великий.
Однако Ару находится в положении, из которого в отсутствие
доказательств выход один — признать их отсутствие, и надо сказать, что
отсутствие истины в его воззрениях нам так же очевидно. Его критический
метод можно с одинаковым успехом применить к «Роквуду» и «Черной Бесс»,
что же касается литературы о Святом Граале, то Ару, по всей видимости,
знаком с ней из вторых рук. Грааль действительно скрывает некую тайну,
но это не тайна еретического учения, а меньше всего — альбигойцев.
Наконец, масоном Ару тоже не был — я сожалею, что фортуна не привела
его к тому, чтобы покопаться в архивах «отдельной» степени под
названием Chevalier de la Table Ron-de (Рыцарь Круглого Стола),
упоминаемой в обширном списке Рагона: он бы смог разыскать в них
множество чудесных вещей, а мы бы смогли узнать об этой степени нечто
большее, чем просто название.
Прекрасные образцы письменности. Я уделил достаточно внимания домыслам
и фантазиям, теперь же хочу добавить кое-что от себя, и с моим выводом,
как я думаю, все согласятся. Ни одна другая разновидность рыцарского
романа не сравнится с литературой о Граале. Ни одна французская поэма
того же времени написания, что и «Conte del Graal», не сравнится с ее
магией. Нет произведения более выдержанного в великолепной манере
средневековья, чем тот сборник сюжетов, которым является «Высокая
История». И наконец, я убежден, что безусловно самым блестящим
повествованием всех времен являются «Искания Галахада».

Масонская энциклопедия